Юрий Колкер: ИЗ ПИСЕМ К Р. З., 1987

Юрий Колкер

ИЗ ПИСЕМ К Р. З.

(1987)

Когда человек счастлив, им владеет потребность не «творить добро» — эти слова слишком высокопарны — а не обижать других, в меру сил бескорыстно служить ближним и дальним, помогать нуждающимся, поддерживать тех, кому хуже. Готовность сносить обиды в спокойном сознании своей правоты — того же происхождения. Эти толстовские настроения владели мною долгие годы, и мне, смею думать, неплохо удавалось придерживаться их в жизни. Я был добр, меня считали добрым. Возможно, счастье делало меня добрее, чем я был от природы.

Я впервые сознательно отступаю от моего толстовства — по отношению к ленинградской поэтессе Р. З., от которой я зла не видел, видел только добро, хоть и сам в долгу не оставался. Дружба наша держалась на сходных культурных представлениях, на любви к строгой и стройной поэзии, на мечте о возрождении России. Прошли годы, и этого стало не доставать. Жизнь изменилась, мы оказались в разных странах, общего становилось всё меньше, наши интересы и взгляды всё больше расходились, копилось раздражение друг на друга, легко преодолеваемое при душевной близости, а без этой близости взрывоопасное. Мешала мне и религиозность Р. З.. Наконец, я понял, что не вижу в себе сил продолжать эту исчерпавшую себя дружбу, с моей стороны уже неискреннюю, ничего мне больше не приносящую, — и впервые (с тех самых пор, как почувствовал себя счастливым) нанёс прямую обиду человеку без пощёчины с его стороны: помучавшись, сказал себе: «всем не угодишь», и повернулся к Р. З. спиной. В этом смысле Р. З. стала вехой в моей жизни. Сейчас, когда пишу, я весь в шрамах от подобного рода хирургии над собою, и меня считают злым.

О том, как много значила для меня дружба Р. З. (в ту пору, когда я был добр), свидетельствует вот это дневниковое и исповедальное письмо 1987 года, в котором с трудом себя узнаю.

Ю. К.

15 июня 2014,
Боремвуд, Хартфордшир


28.02.87

[В Ленинград]

Дорогая Р***ка, на днях мы получили твое письмо от 6.02.87, с вложенным — страшным — письмом от Зои [ленинградской поэтессы Зои Эзрохи]; отвечаю без промедления. Как ни тяжелы твои дела, но ее, согласись, — еще тяжелее: просто ужасны [1].

Зоя Эзрохи перенесла две онкологических операции и уже прощалась с жизнью, при­стра­и­ва­ла своих детей; позже она прямо попросила нас, меня и Таню, забрать обоих своих мальчиков на воспитанине к нам в Израиль (с их отцом Зоя была в разводе); мы немедленно подтвердили, что готовы сделать это (в письме от 4 августа 1987 года).

Попроси наших общих друзей не оставлять ее. Я вижу, что они делают много, но хочу получить еще одно подтверждение этому. Мише [еврейский активист и отказник Михаил Бейзер] и Сене Ф. [еврейский активист и отказник С. Фрумкин] поклон от меня. (Недавно приехавший сюда Эльман ещё раз напомнил мне, сколь многим я обязан Сене; как у него дела? почему он ни разу мне не написал?) Мише передай, что с нашей общей подружкой [2]

Речь идет о ЛЕА, машинописном Ленинградском еврейском альманахе, начатом при участие Бейзера, Фрумкина и моём (Ю. К.). К намёку пришлось прибегнуть потому, что письмо было послано открытой почтой, то есть могло быть перлюстрировано в СССР.

всё должно уладиться: Гильберт [3]

Британский историк Martin Gilbert помогал издавать по-английски материалы, написанные Бейзером для ЛЕА (экскурсии по еврейским местам Петербурга).

виделся с нею [то есть получил материалы и наблюдает за их подготовкой к печати] и обещает подробно без пропусков рассказать мне о каждой встрече. Оба его адреса я знаю, конечно. Беда лишь в том, что он не всегда спешит с выполнением своих обещаний, — Миша знает об этом лучше меня. Твои стихи вышли в 50-м К-те [парижском журнале Континент], это:

Прибалтийский мотив
Мой город,
В переплетении над Временем,
Постижение,
Бездомный дух,
Безумной жизни цепкие химеры,
В день рождения Предтечи,
Быть может, два крыла,
Моя единственная тема,

— все от слова до слова, что я им послал. Биографическую справку о тебе тоже написал я, так, что она точна: я не указал только год рождения. При выборе стихотворений я исходил не только из литературных соображений, но брал в расчет и конъюнктурные. Увы, отбор — та же редактура. Что делать! привыкай к этому. Вполне свободна ты только в творчестве, а при выходе к читателю всегда чем-нибудь да связана. Утешение в том, что будут еще публикации. Надеюсь, что вскоре твои стихи появятся в американском Стрельце [журнал Стрелец (Джерси-Сити–Париж), №10, 1987, с вступительной статьёй Ю. К. Островитянки], затем на очереди — Вестник РХД и 22 [то есть тель-авивский журнал Двадцать два; в первом, сколько помню, стихи Р. З. появились, во втором — нет, — Ю. К.]. В Грани посылать не хочу — хотя они уже давно просят у меня материалов и приняли бы с благодарностью всё, что мне вздумается: сейчас они на мели. С моей подачи они, конечно, и книжку бы твою издали — но теперь иметь с ними дело и нехорошо, и небезопасно (для вас): они прямо объявили себя партийным изданием. Впрочем, чорт их разберет. Подумай сама, и всем желающим передай, что Грани (как, впрочем, и К-т [Континент], и Стрелец) через меня открыты. Посоветуйся с Митей: [4]

Дмитрий Волчек, молодой (в ту пору) литератор, выпускавший в Ленинграде машинописный журнал Молчание (потом Митин журнал); впоследствии сотрудник радиостанции Свобода. Не совсем добросовестно распорядился собранными мною материалами по Ходасевичу, которые при эмиграции я Волчеку оставил.

он хоть и мальчишка, но всегда в курсе всех новостей, которые ты взвесишь и оценишь сама. Кстати, получил я от него окольным путем большое письмо с им найденными неизданными стихами Ходасевича; стихи эти я отправил тут же в парижский альманах Минувшее №З, с коротким комментарием указав, конечно, имя их открывателя [то есть Волчека; стихи Ходасевича появились в Стрельце (№10, 1987)]. Передай ему все это ([телефон Волчека] 553-64-00) и проси писать мне. Я ответил ему, и прямо, и непрямо. Да, вот еще: он бы меня обязал до конца дней, если бы взял на себя труд перечитать с карандашом мою старую работу о Ходасевиче Айдесскую прохладу и выписать все замечания и дополнения: рано или поздно я ведь буду ее переиздавать, а он нашел много нового и сильно продвинулся. По-прежнему ли ты сторонишься литературной публики? Если будет время и желание, свяжись в Москве с молодым автором Витей Санчуком (М-ва 117071, Ленинский просп. 13 кв. 9). Он тоже просит меня опубликовать его там же, но оказия от него не пришла, а письма доходят беспрепятственно: пусть шлет в письмах. Я писал ему из Флоренции — получил ли он? У него в приятелях — Саша Сопровский [1953-1990], поэт и критик, один и лучших в нашем поколении; я его уже печатал в К-те [в парижском журнале Континент]. Не знаю, как тебе придутся эти знакомства: все это пьянь, хотя, кажется, и не совсем рвань; словом: богема. Но Мите они были бы интересны. Что с [ленинградской поэтессой] Таней Котович? Ее стихи и ее судьба меня очень интересуют [я был знаком с нею с 1961 года, всегда любил ее стихи, никогда с нею не дружил, навсегда потерял ее из виду во второй половине 1970-х; в эмиграции напечатал ее стихи в Континенте, — Ю. К.]. Постарайся найти ее (164-41-60, Воронежская ул. 11 — ? кв. не помню, — уточни в справочном: она Николаевна 1947 г. р. — и сообщи мне при случае). Еще просьба: позвони, пожалуйста, [ленинградской поэтессе] Лене Игнатовой (266-0