С 2001 года по 2003 год в Лондоне издавался дорогой литературно-публицистический гонорарный журнал Колокол, при котором я состоял кем-то вроде внештатного помощника редактора. Журнал был адресован богатым и свободомыслящим русским интеллектуалам. Молва упорно связывала Колокол с именем Б. А. Березовского, но я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть этого слуха.
Александр Шлепянов, редактор и владелец журнала (номинальный или фактический) просил меня написать для первого номера Колокола программную вступительную статью, которую, однако, использовал только кусками, без моей подписи и не в качестве первой передовицы. Здесь я помещаю эту статью полностью.
Ю. К.
30 января 2012,
Боремвуд, Хартфордшир
Вопрос правильный, и ответ на него очевиден: никто. Герцена среди нас нет. Не каждое столетие и не каждая культура выдвигают людей такого масштаба и своеобразия. Но отсутствие гигантов — не повод складывать руки. В здоровых сообществах работа мысли и нравственного чувства не прекращается ни на минуту. Задачи, не решенные гением, иной раз решаются совместными усилиями многих. Эйнштейн умер, так и не создав общей теории поля (хотя отдал ей гораздо больше сил и лет, чем теории относительности). Современная стандартная модель в физике — плод усилий его последователей (эпигонов, если угодно). Они не сокрушались по поводу того, что уступают Эйнштейну дарованием, не соперничали с ним, а просто делали свое дело.
Легко вообразить, что название журнала вызовет у кого-то усмешку. Но повода для усмешки нет. Вольное русское слово — всё еще в изгнании. Свобода — всё еще не дома в России: свобода в своем истинном смысле, в том, который так веско артикулировал незадолго до смерти Андрей Сахаров. Этот мыслитель не побоялся прослыть эпигоном Маркса с его «осознанной необходимостью». Он сказал то же самое, только лучше: свобода подразумевает ответственность. В этом — всё: и отрицание произвола, насилия и анархии; и признание того, что источником прав являются обязанности. Маркс здесь, по большому счету, ни при чем. Только в России его эффектная формулировка навязла в зубах. На Западе ее не помнят. Что свобода возможна лишь внутри границ, очерченных долгом, что она сопряжена с совестью, — здесь выводят не из Маркса, а из Библии, Аристотеля и римского права. И не выводят, а вывели. Старая, как мир, истина ощутимо присутствует в повседневной жизни демократических обществ. Нова она только в России. И до тех пор, пока она там нова, Герцен — с нами.
Но, может быть, наши опасения преувеличены? Россия сказочно преобразилась. Большевицкая идеология рухнула, как карточный домик. Гулага нет. Печать свободна — настолько, что главу правительства можно критиковать. Управляют страной выборные представители народа. Стоит ли бить в набат?
Верно: единственно правильная идеология слиняла в одночасье. Как-то даже слишком быстро слиняла. Будто маску сдернули. И ведь не в Чехии или Польше дело происходило, где, что ни говори, эта идеология была продуктом чужим, на штыках занесенным, а в самом своем эпицентре, в святилище, откуда семьдесят лет на весь мир пифийствовали о борьбе с угнетателями и справедливом распределении благ. Маску сдернули — и где была Москва, там оказалась Богота. Вчерашние коммунисты сегодня — нувориши-миллиардеры: банкиры, фабриканты, купцы, а то и прямо мафиози, нажившиеся на торговле из-под полы наркотиками и краденными у народа нефтью и газом. Не все, конечно, а только главные — бывшие первые секретари, министры, депутаты. Иные и башмаков стоптать не успели, в которых на мавзолей всходили. По списку американского журнала Форбс восемь российских предпринимателей и чиновников (!) попадают в список богатейших людей мира, а ведь, казалось бы, еще вчера они жили на советскую зарплату. (Замыкает русский список тот, кто хотел как лучше.) Морганам, Рокфеллерам, Вандербилтам требовались десятилетия, россиянам — годы. Такой вот политпросвет настал. Цинизм, с которым там, наверху, расхватали и поделили между собою Россию, в сознании не укладывается. А под этими воротилами, под этим подавляющим меньшинством — море разливанное народной нищеты и бесправия, особенно в страшной российской глубинке с ее всевластными сатрапами-самодурами. Среднего класса — основы всякого гражданского общества — не видно. Не народился за десять с лишним лет демократии и рыночной экономики
Верно: Гулага нет. Достижение колоссальное, что и говорить. Главное — точку отсчета выбрать правильную. Любой цинизм, любая продажность — лучше сумасшедшего с бритвой. Но суд в России — по-прежнему придаток власти. В сторону его независимости не сделано ни шагу. Общество даже потребности в этом не обнаруживает. Правовое государство отсутствует совершенно так же, как при большевиках. Законы — не более чем оформление очередных постановлений власти. Собственность — эфемерна. Стало быть, если завтра новому Сталину захочется восстановить Гулаг, то укорененных в обществе препятствий к этому не возникнет.
Верно: главу правительства можно критиковать. Вспомним, как печать на все лады поносила Ельцина. Вот уж, действительно, был праздник на нашей улице, истинный медовый месяц свободы слова. Даже через край хватанули. Президента высмеивали, его оскорбляли, — а он не сажал, не стрелял, не подстраивал убийств, даже в суд не обращался (не верил в него совершенно так же, как и любой россиянин). Разве что ухмылялся, подчас не вполне трезво. Зато сегодня об этом можно только вспоминать. Сегодняшний — печать и эфир приручил. Критикуют и его, но в духе почтительных рекомендаций, с поклоном и оглядкой через плечо. Да и это может не затянуться. Сервильные души давно почуяли, куда ветер дует. Мифотворчество на тему о детстве Вовы выразительнее любых заявлений Путина, любых его действий. Оно — лакмусовая бумажка его намерений. Правда, популизаторы от неопытности опять переборщили. Путин может сколько угодно глядеть в Наполеоны, но он не Наполеон, даже не Ленин и не Сталин. Не империя, а полицейское государство, — вот что может у него получиться. Ведомство, в котором сложилось его мировоззрение, не отпускает человека из своих объятий. Из него нельзя уйти в отставку.
Но Фуше в треуголке может оказаться пострашнее Наполеона. Что, если и впрямь чудовищные взрывы, приписанные чеченцам, были подстроены агентами ФСБ в угоду властолюбию Путина? Где факты, снимающие это страшное обвинение? Власть российского президента и сейчас непомерна (другое дело, что предыдущий не вполне умел ее осуществить). Где гарантии, что Дума, практически уже ставшая органом совещательным, не преподнесет сегодняшнему еще больших полномочий, прямо диктаторских? И — что он не соединит их с властью убивать из-за угла и без разбора, как это делают современные террористы? Может, и не на совести Путина эти 800 человек, погибшие при взрывах, но свое отношение к рядовым гражданам — к офицерам и матросам Курска, к вымерзавшим в своих квартирах жителям Приморья, — он показал. «Власть развращает; абсолютная власть развращает абсолютно», — эти слова британский мыслитель лорд Актон (1834-1902) относил столько же к демократии, сколько к монархии.
Верно: во главе страны — выборные представители народа. Но ведь так было и в советское время. Не ради парадокса, а ради истины пора, наконец, признать: советская власть тоже была формой демократии. Когда народ молчит, это — волеизъявление, столь же выразительное, как не могу молчать. Не тот ли самый народ, что промолчал 70 лет, в этом году проглотил возвращение сталинского государственного гимна, — да и не проглотил, а встретил с одобрением? Не поперхнулся формулой Пуришкевича в последней строке текста («так было… так будет»). Не охнул при гнетущих звуках, под которые были убиты и замучены миллионы. Нашелся ведь человек из народа, прямым текстом написавший в интернете, что эта убийственная музыка — «лучшая на свете». Так что — слова Пуришкевича, музыка народная.
Народный вопрос — вообще из самых непростых в России. Не прояснился со времен Герцена и Тютчева. Умом некоторых вещей всё еще не понять. Как, например, в сознании россиянина уживается двуглавый орел Иоанна III (в гербе) и красный флаг (Ленина и Троцкого) в армии? Неужто имперское сознание перешибает всё, даже прямые народные интересы? Как внушить человеку, что пустующие миллионы квадратных километров вечной мерзлоты — еще не достаточный повод для самолюбования и великодержавного шовинизма? что они не сто́ят считанных квадратных километров, отвоеванных голландцами у моря? Валовой внутренний продукт Нидерландов лишь в полтора раза уступает российскому — почему не этот факт держат в уме те, кому «за державу обидно»?
Одна из загадок русской души — неистощимая неприязнь к Западу. Всё, что оттуда, — по сей день латинская ересь. Не в средние века, а в наши дни (в 1999 году) екатеринбургский епископ сжег во дворе своей резиденции православные книги, изданные зарубежными русскими православными церквами в Париже и Нью-Йорке. Что же говорить о других конфессиях? В июне 2001 года прихожане русской православной церкви московского патриархата встретили в Киеве папу римского плакатом «Православие или смерть!». И это притом, что римский прелат всё время твердил о поисках взаимопонимания, о единении во Христе, о примирении и взаимном прощении грехов. Россия к исламу выказывает больше дружелюбия, чем к католицизму…
В делах мирских — то же самое: к Западу — спиной, к Востоку — лицом, с умильной покровительственной братской полуулыбкой. Запад — враждебен. Он весь сплотился против России, замышляет против нее, завидует ее несказанной благодати, спит и видит ее завоевать. «И вы, глумясь, считали только срок, / Когда наставить пушек жерла!..», за что мы «обернемся к вам / Своею азиатской рожей!…» Это — Скифы Блока. О британцах и французах, недовольных Брестским миром, тогда же, в 1918-м, Блок писал в дневнике, что они «уже не арийцы больше». Вот, мол, откроем ворота, и — «на вас прольется Восток», «ваши шкуры пойдут на китайские тамбурины». Не народную ли душу поэт выразил? Сколько раз ему возражали — и какие люди! В 1967 году Владимир Вейдле говорил на волнах радиостанции Свобода: «Зачем же России обращаться не лицом, а рожей, пусть и не азиатской, к кому бы то ни было, и тем более — к Западу, к европейскому миру, вне связи с которым ничего у нее бы не было: ни литературы, ни мысли, ни музыки, ничего, чем она веками жила и еще живет. Не было бы и Блока…». Не слышат.
Нет, дело Герцена живет, хотя и не побеждает. И пока Россия всё еще не нашла своего единственного и неотъемлемого места в семье цивилизованных народов, мы с полным правом осеняемся именем человека, считавшего, что всеобщая подача голосов может стать бритвой в руках сумасшедшего — для народа, не готового к демократии.
1 июля 2001, Боремвуд, Хартфордшир;
помещено в сеть 31 января 2012